Рикардо Хаймес Фрейре

Грустные голоса

По белым степям
скользят сани;
далекий вой волков
сливается с горячим дыханием псов.

Идет снег.
Кажется, будто пространство окутано вуалью,
которую порывистый северный ветер
заткал лилиями.

Бесконечная белизна…
Над бескрайней пустыней
реет смутное чувство тоски,
оставленности, глубокое, мрачное уныние.

Одинокая сосна
вырисовывается вдалеке,
словно длинный скелет,
на фоне снега и дымки.

Между двух саванов
земли и неба
с востока надвигается
ледяной сумрак зимы.


Очищение

Я звал видение,
и оно явилось.

И было оно бледно и печально, зрачки его
пылали, словно тысячи костров.
Губы его были черной птицей
чернокрылой.
В его кудрях
запутались шипы. В морщинах лоб.
Оно дрожало.
И оно спросило:
– Ты еще любишь меня?

К его черным губам
я прильнул своими губами,
свои глаза утопил в его взгляде,
погладил тернии его кудрей.
Грудью приник к его груди, его лба
коснулся своим.
И почувствовал холод,
достигший самого сердца. И огонь,
запылавший в глазах.
Тогда
жизнь моя стала бела, словно лилия.


Вальгалла

Воздух дрожит красной песнью. С долгим роковым грохотом
сталкиваются щиты и копья.
Открытые рты кровоточащих ран истекают
пурпурными реками.
Смешки, поцелуи.
И череп, полный
хмельного меда, которым гасят,
охваченные жаром, свою жажду мертвые воины.


Странствующая Венера

I
Я следую за кораблем,
качающимся на волнах;
слышу, ветер в снастях стонет,
вижу, пролетают над мачтой чайки.

Мутные рыбьи глаза
следят за дрожащим килем,
чешуя сверкает на солнце,
черные хвосты взбивают белую пену.

О край далекий…
С берега не узреть его неприступных скал,
взгляд останавливают
гребни волн.

II
О Странствующая Венера, таящая нежные ласки;
моряк, влюбленный в тебя, не видел лица твоего.
Странствующая Венера…
в морской дали грезил он о тебе, одинокий.

Взошла на его корабль на берегу ледяном и снежном,
ощутила его поцелуй на губах Венера золотокудрая,
и смуглым лицом моряка любовались
мечтательные ее глаза цвета моря.

Взошла на его корабль на берегу, опаленном солнцем,
подарила ему поцелуй мимолетный вороная Венера,
и на шее его сомкнулись
тени тонких эбеновых рук.

Странствующая Венера, ты ждешь его на побережье.
Ты ли страстная, пламенная баядерка?
Ты ли знаешь любовь?
Моряк, влюбленный в тебя, не видел лица твоего…

III
Одинокие печали
череду родят мечтаний;
и вдали, в морском тумане,
ряд неясных очертаний…


Эрос

Дождь из апельсиновых лепестков
на белоснежном лице.

Дождь из апельсиновых лепестков,
влажных от росы,
повествующих
о любви и гнездах.

Дождь из апельсиновых лепестков
над белой лилией;
душа, исполненная
невинной чистоты.

Весело смеющийся
Эрос принес
корзину, полную
роз и миртов,

и сладостные Грации –
вестницы любви –
осыпают белую лилию
дождем из апельсиновых лепестков.


Сара Кинтерос

Вся в белом… Спит… Быть может, видит сны…
Откроет глаза –
проснется улыбка на губах ее…
и, словно заря, милое лицо омоет.

На лбу, на щеках, на вздымающейся груди –
везде лилии, белый лилейный наряд невесты из-под венца;
чистейшая фата,
словно облако,
на вздымающейся груди, на лбу, на щеках,
в душе…

Лилии,
окрашенные кармином,
стыдливый румянец
на белых щеках
и Чудо,
что под пологом любви
простирает крылья.

О! Не умножает эта невеста свою красоту
белыми одеяниями!
Не набегает на ее щеки
карминный румянец,
не трепещут на безмолвных губах
слова любви,
не сияют прекрасные глаза
мечтательным взором!

Скрещены на груди
ее белые руки;
онемело в снежной тюрьме
сердце, бившееся навстречу неизведанной жизни;
и легкое дыхание,
волнуемое образами и мечтами,
отлетело в тень,
сорванное с губ вместе с улыбкой юности…

Поцелуи на челе ее
потоку слез подобны;
потускневшее золото волос,
словно черные бабочки, окружили печали.

Белые лилии,
белые одежды,
не сладостную надежду
вы предвещаете,
падет на вас неиссякаемый поток
жарких слез…